Наталье Тельной было всего 20 лет, когда в харьковской больнице ей поставили диагноз: лимфома Ходжкина. Она была уже 2 года счастливо замужем, а дочке Вике исполнилось полтора годика. «Я не поверила. Я не понимала, как со мной может случиться нечто подобное. Я была уверена, что рак существует где-то на экране телевизора, вне моей реальности…»
Родные не знали, как со мной разговаривать
Началось все с ангины, после которой на шее у Натальи, слева, вздулся лимфоузел. Терапевт посоветовал сделать биопсию, чтобы исключить «самое плохое». Не исключили. Анализы подтвердили: лимфома Ходжкина, вторая стадия. Наталья попросила перепроверить – была безумная надежда, нет, даже уверенность, что это ошибка. Потому что не может быть рак у молодой мамы, у человека, который только начинает жить. У счастливого человека. Поверить не могла не только Наталья, но и родные – муж Роман, родители.
– Когда диагноз все-таки подтвердился, пришел страх.
Родные не знали, как со мной разговаривать: утешать и жалеть? Вроде как нельзя, что я, умираю, что ли… Подбадривать? Улыбаться, будто все нормально, будто ничего не изменилось? Тоже странно.
Никто не знал, как себя со мной вести. Никто не мог понять и принять произошедшее.
Осознание пришло после первого курса химиотерапии. Стресс от разлук с дочкой, тошнота, слабость, выпадение волос – химиотерапия не оставляла надежды, убивала весь оптимистический настрой. Если бы еще была поддержка со стороны врачей… но ее не было. Наталья с мужем и дочкой живут в селе Черкасская Лозовая, под Харьковом, а ездить дважды в месяц на химию Наталье нужно было в Харьков, в Центр онкологии.
– Если бы не дочка, если бы не постоянная, неубиваемая никакими ужасами мысль, что я должна жить ради нее, я бы сдалась. Во время химиотерапии, на капельнице запрещали спать, даже двигаться, если медсестра не попадала в вену с первого раза, начинала кричать: «Я к тебе больше не подойду!» И уходила. Я постоянно чувствовала себя виноватой.
Врачи удивлялись, что Наталья еще жива
У Натальи была вторая стадия лимфомы, но когда она приезжала в очередной раз на химию, врачи так удивлялись, что Наталья пытается выжить, будто рак – это приговор окончательный и лечению не подлежит.
– Врачи никогда не говорили: «Вы еще можете выздороветь», – нет. Они говорили: «Ты еще жива?» При таком отношении мне нужно было буквально заставлять себя ехать в больницу.
После 12 курсов химиотерапии Наталья прошла лучевую терапию и вроде бы закончила лечение. По крайней мере, так решили врачи.
Когда у Натальи снова увеличились лимфоузлы, в больнице ей сказали: «Это постлучевой эффект, ничего страшного», – и назначили антибиотики.
Конечно, антибиотики не помогали, Наталье становилось хуже, она понимала это и буквально умоляла врачей что-то сделать.
– Я говорила: «Это рецидив, проверьте!» А меня направляли к психиатру и убеждали: «Ты ненормальная. У тебя ничего нет. Пей антибиотики, и все пройдет». Так я упустила 3 месяца, за которые моя вторая стадия лимфомы превратилась в четвертую, – рассказывает Наталья. – Родные видели, что я умираю. Я не могла встать утром с постели от слабости, появились кашель и одышка. Потом израильский доктор скажет, что мои легкие были, как сито: раздроблены опухолью, окружены метастазами, лимфоузлы со всех сторон – на трахее, в бронхах, в легких…
В больнице Наталье пообещали назначить новую химию, но она уже прошерстила интернет, изучила схемы лечения и знала, что единственное лечение при четвертой стадии – пересадка костного мозга.
– Мы посылали письма в разные клиники, и везде ответ был один: лечение не поможет, нужна пересадка костного мозга. Тогда мы нашли доктора в Израиле в клинике “Ихилов”, которая согласилась меня взять, хотя и там сразу сказали: «Лечение будет непростым, состояние запущенное, как поведет себя уже уставший, ослабленный организм – неизвестно», – рассказывает Наталья.
«Будет тяжело, но я тебя вылечу»
Чтобы поехать в Израиль на первый осмотр, получить рекомендации и составить протокол лечения, родные Натальи продали все, что могли, и влезли в долги. В Израиле Наталье провели два курса химии – без результата. Стало ясно, что пересадка костного мозга нужна срочно. Но денег в семье больше не было.
Я спрашиваю, какое впечатление на Наталью произвела клиника “Ихилов”, какое там отношение к онкобольным.
– Там другое восприятие онкологии, – отвечает Наталья. – На пациента смотрят не как на умирающего, а, напротив, говорят: «Вы – «онко-выздоравливающий». Люди умирают и от простуды, рак – просто болезнь, которую нужно лечить». Причем такое отношение ко всем пациентам – и к платным, и к «своим», лежащим по страховке. Мне доктор сразу сказала: «Я тебя вылечу, будет тяжело, но вылечу».
Теперь все упиралось в деньги. Наталья вернулась домой. Конечно, они начали постить историю Натальи в соцсетях, везде, где можно, но сбор стоял практически на месте. А для пересадки нужна была сразу огромная сумма – 4 миллиона рублей. Наталья понимала, что доверия к сборам на личные карты мало, нужно обращаться в благотворительные фонды. Однажды участница одной из групп рассказала ей про фонд «Правмир». Фонд открыл сбор, а Катерина Гордеева написала про Наталью статью.
– И все молниеносно изменилось, – вспоминает Наталья.
– Я помню, как за один вечер собрали 100 тысяч рублей. Это был шок. Я думала, такого не бывает.
И нужная сумма собралась очень быстро, в срок. Мне столько людей писали письма, хотели помочь… Это было невероятно.
Наталья поехала в Израиль снова, на трансплантацию костного мозга. Собственный костный мозг Наташи не был поврежден, ей повезло, донор не потребовался. При аутологичной трансплантации костного мозга в кровь пациента вводятся его собственные стволовые клетки, прошедшие мощную химиотерапию, заморозку при температуре минус 196 градусов и обработку в лаборатории. Также трансплантация своей собственной гемопоэтической ткани позволяет избежать возникновения реакции «трансплантат против хозяина» (РТПХ) – тяжелого осложнения, развивающегося у большинства больных.
«Мне надо по-быстрому выздороветь!»
Перед трансплантацией Наталье начали вводить высокодозную химию, чтобы полностью убить костный мозг перед вливанием нового.
– И тогда я умерла. Буквально. Давление упало – 70 на 30, температура поднялась до 40, было ясно, что организм просто погибает, не дождавшись «перезапуска». Я не знаю, как тогда выжила, наверное, меня снова спасла мысль о дочке.
Вика, ей тогда было всего 4 года, переживала все происходящее с мамой очень тяжело.
Когда Наташа уезжала в Израиль, она плакала: «Мамочка, я посижу в чемодане, только возьми меня с собой! Я только с тобой, мамочка!»
Наталья сама плакала, как и плачет сейчас, вспоминая.
– Объяснять что-либо было бесполезно, дочка не понимала, что мама болеет, что маме нужно лечиться, она понимала только одно: мама уезжает и ей плохо. Я пила успокоительные, чтобы хотя бы не рыдать в самолете. А потом, в больнице, если видела семьи с детьми, снова плакала – мой-то ребенок без мамы. Наверное, тогда я решила, что должна вылечиться, чтобы быть с ней всегда, – рассказывает Наталья.
После пересадки костного мозга 2 недели Наталья лежала в закрытом боксе – любая бактерия, любой микроб извне мог убить ее. С ней, так же никуда не выходя, в боксе была мама. Да и Наташа не справилась бы одна. Ей капали адреналин, так как организм был ослаблен настолько, что сердце в любой момент могло остановиться. Рот был весь в язвах, ни есть, ни пить было невозможно. А смертельная слабость не позволяла встать с постели.
И все же… все же все доктора были в шоке от того, как быстро Наталья пошла на поправку. «Это потому, что я очень сильно хочу домой, к дочке. Мне надо по-быстрому выздороветь», – улыбалась Наталья.
– Врачи давали мне рекомендации: больше ходить, восстанавливать мышцы, заниматься. Так говорят всем, потому что должны сказать, но на деле почти никто не выполняет эти рекомендации – слишком тяжело. Я же начала ходить, как только разрешили встать с постели. Сначала из палаты в палату, в маске, потом на улице, по несколько километров.
Смерть ближе, чем мы думаем
Наталья вернулась домой, она выздоравливала. В 2016 году была первая проверка: помогла ли пересадка. Потом Наталья должна была ездить в Израиль каждые 2 месяца, затем – раз в полгода. Наталья и ее семья продолжали жить в долг, но теперь про Наташу знали многие-многие люди, писали, спрашивали, жертвовали деньги на очередные поездки. Наталья говорит, что потрясена человеческой отзывчивостью, готовностью помочь совершенно незнакомому человеку. Каждая проверка показывала, что у Натальи все хорошо, лучше и лучше.
– Эти 3 года на краю смерти изменили меня, – говорит Наталья. – Я стала по-другому смотреть на жизнь, перестала замечать всякие неприятные мелочи и раздражаться на то, что раньше казалось серьезной проблемой.
Думаю, что это навсегда. Такое отношение стало автоматическим. Все мы знаем, что умрем, но это знание нас никак не касается, оно нам не принадлежит. А когда смерть рядом, когда врачи ставят на тебе крест, когда приходишь на химиотерапию, болтаешь и смеешься с девчонкой на соседней койке, а утром узнаешь, что она умерла, в голове происходит «перезапуск программы». Я стала гораздо боязливее, прежде всего, это касается моих близких – если кто-то на что-то жалуется, я сразу отправляю к врачам. Теперь я понимаю, что смерть ближе, чем я думала.
Этим летом Наталья поехала в Израиль в последний раз. Доктор обняла ее и сказала: «Все, теперь ты больше не мой пациент, ты здорова».
Новая жизнь
Высокодозная, токсичная химиотерапия, долгое лечение… Израильские врачи предупреждали Наталью, что, скорее всего, она больше не сможет иметь детей. Наталья смирилась. «У меня уже есть дочка, надо радоваться и благодарить за это», – решила она.
– Я всегда мечтала иметь двух детей, я знала, что лечение серьезно разрушает организм, но ведь речь шла о жизни и смерти. И я успокоила себя, запретила мечтать, что когда-нибудь снова стану матерью.
На проверке у гинеколога летом Наталье поставили диагноз «бесплодие». «Что ж, вполне понятно, лечение слишком тяжелое, сказалось на организме», – констатировал врач.
А в октябре Наталья узнала, что беременна.
– Я закричала: «Не может быть!» И я понимала, почему этого не может быть, я не могла понять, почему это случилось. Врач ответил:
– Нет, все верно, уже примерно 4-5 недель.
Я написала своему лечащему врачу в Израиле, она просто прыгала от счастья, ответила мне: «Целую тебя! Счастья! Живи! Ты теперь здорова!» Даже в справке для гинеколога, в официальном документе, который я запросила у нее, чтобы местный врач знал мою историю болезни, она приписала: «Желаю много радости! Удачи».
Недавно Наталья и Роман узнали, что у них будет девочка.
Она должна родиться в июне, летом. «Смерть ближе, чем мы думаем», – говорила Наталья. Теперь она смело может сказать, что жизнь еще ближе – прямо под сердцем. Новая жизнь.
Фонд «Правмир» помогает онкобольным взрослым и детям получить необходимое лечение. Помочь можете и вы, перечислив любую сумму или подписавшись на регулярное ежемесячное пожертвование в 100, 300, 500 и более рублей.