11 июля в Москве прошла очередная встреча между министрами иностранных дел аравийских стран и России. Это часть специфической переговорной площадки, между Россией и странами-участниками ССАГПЗ – Совета сотрудничества арабских стран Персидского залива. В отличие от другой значимой организации в регионе (Лиги арабских государств (ЛАГ), в ССАГПЗ входит только шесть участников из арабского мира: Катар, Саудовская Аравия, Кувейт, Бахрейн, Оман и ОАЭ.
По результатам встречи было выпущено итоговое заявлению, которое возмутило Иран – наш посол в Тегеране А. Дедов был вызван в МИД республики, где ему заявили протест и предложили в ближайшее время скорректировать официальную позицию.
Что же так возмутило Иран, почему реакция была столь резкой, и стоило ли вообще затрагивать некоторые болезненные вопросы нашего соседа, тем более в такое непростое время?
На самом деле отечественный МИД действительно находится в очень сложной ситуации, поскольку взаимодействие с ССАГПЗ необходимо, но одновременно такие контакты неизбежно приводят к обсуждению одного из самых острых вопросов для Ирана – территорий в Персидском заливе. Это три острова, которые для Тегерана являются историческими символами, военным форпостом и элементом юридического правопреемства нынешнего Ирана по отношению к предшествующим формам государственности. Другое дело, что на них претендуют также ОАЭ и отказываться от островов не собираются.
Вместе с ОАЭ единым фронтом выступают и соседи, которые на каждом общем заседании подтверждают позицию по островам, соответственно и в общем министерском итоговом заявлении в формате ССАГПЗ+Москва такой тезис должен был прозвучать и прозвучал.
В этом плане ЛАГ отличается от этого формата, поскольку имеет широкую базу и включает в себя множество разных государств, формируя общеарабскую диалоговую площадку. Там вопросы островов обойти можно, но ССАГПЗ – это объединение стран, которые расположены вдоль побережья Персидского залива, и здесь обсуждение, как и соответствующие резолюции по территориям, неизбежны.
Претензии сторон
Суть претензий сторон заключается в следующем.
До X века три пустынных острова (араб. Абу-Муса, Большой Томб и Малый Томб), расположенные между Дубаем и иранским Бендер-Ленге, северо-восточнее узкого Ормузского пролива, как и о. Бахрейн, периодически переходили из рук в руки между арабскими племенами и Персидской империей. Историческая правопреемственность там довольно сложна, потому что и арабы могут сказать, что персидскую провинцию Хормозган (куда входят и спорные острова, и курорт Киш, и порт Бендер-Ленге и о. Кешм) осваивали именно они. Персы им могут напомнить историю карматов и много еще разных исторических эпизодов – у них тоже «все ходы записаны».
До XVII века там соперничают Оман и Португалия, с XVII века на этих торговых перекрестках, где шла добыча и торговля жемчугом, золотом и специями, закрепляется Ост-Индская компания и усиливается Иран, а с XIX века берет управление уже собственно Британская империя, которая долгое время играет своего рода роль «лесника» – покупателя, кредитора и «решателя» вопросов в одном лице. Однако нюанс заключается в том, что о. Абу-Муса и при обосновавшихся в регионе британцах до начала XX века непосредственно управлялся именно персами, которых оттуда Лондон вытеснил только в 1908 году.
К 1970-м годам XX века постколониальное деление границ находилось в стадии завершения, и Великобритания эти территории покидала – под ее протекторатом оставался т. н. «Договорной Оман», эмираты которого потом и образуют ОАЭ. США в то время восстановили отношения с Тегераном, а военную инфраструктуру строили севернее, и детали разделов их интересовали опосредованно.
Ничего лучше в Лондоне не придумали, как все три пустынных острова передать эмирату Шарджа, в том числе и о. Абу-Муса, по которому та самая «историческая преемственность» Ирана прослеживается совершенно четко. Сказать, что в шахском Иране восприняли это без энтузиазма, значит не сказать ничего. Переговоры о «совместном управлении» Тегерана и эмирата не дали практических результатов, и в 1971 году, когда Великобритания вышла из региона, а Договорной Оман преобразовывался в ОАЭ, персы занимают спорные острова. Происходят пусть и не масштабные, но все-таки столкновения с жертвами среди военных.
Для Западного военного блока, Иран и ОАЭ в то время являлись элементами одной системы, в которой постепенно можно было бы навести порядок и выработать какую-то компромиссную позицию, но руки до этого не доходили, проблему откладывали, а через восемь лет грянула исламская революция в Иране, которая не только похоронила прошлую государственную систему Ирана, но и сделала Иран антагонистом и Великобритании, и США, и даже Франции. Антагонистом сделала, а острова по наследству от шахского Ирана перешли Исламской Республике Иран.
Расставаться с таким территориальным наследством у Тегерана не было никакого резона, поскольку теперь три острова позволяли контролировать любое передвижение торговых и военных судов – фарватер проходит между о. Абу-Муса и о-ми М. Томб и Б. Томб.
Понятно, что при большом желании флот и авиация США могут эти три острова обработать с особым пристрастием, но ведь рядом находится уже крупный
и рельефный о. Кешм, который в Иране называют «непотопляемый авианосец», запирающий самую узкую часть Ормузского пролива.
Наступили десятилетия переговоров, которые заведомо были обречены на неудачу. Ситуация отчасти напоминала историю отношений Китая и СССР вокруг о. Даманский только в обратную сторону, а с другой стороны, отношения вокруг Курильских островов. Не будь такого выраженного и агрессивного американского присутствия, которое влияло прямо и косвенно на политику арабских стран, возможно, спор бы урегулировали ОАЭ и Иран сами между собой. Но Иран находился в стратегическом одиночестве, разворачивая свою сеть в Ливане, пытаясь контактировать с Сирией, а еще ведя жесточайшую войну с Ираком. ОАЭ в свою очередь плотно кооперировались с Францией, которая оказалась де-факто противником Ирана.
Не будь этого и последующего активного и агрессивного присутствия США в регионе, то гипотетически переговоры могли бы привести к тому, что о-ва Томб остались бы, например, за Ираном, а о. Абу-Муса – за ОАЭ. Или стороны нашли бы схему «совместного управления», но в условиях американского военного присутствия, да еще такого плотного и акцентированного против Ирана, уступки в территориальном вопросе, очевидно, являлись для Тегерана угрозой безопасности.
Это примерно то же самое, что говорить о переговорах по Курилам по «формуле 2 на 2» в условиях текущих отношений России, США и Японии. Никто в Тегеране на это не просто не пойдет – об этом нельзя вообще заикаться ни в прессе, ни на экспертных площадках. Тем более что в данном случае Исламская Республика Иран является именно преемником того Ирана, который включил острова в свою юрисдикцию. Для Ирана вопрос иностранного военного присутствия в любой форме, даже как союзников, и любые территориальные вопросы являются принципиальными, и это тоже своего рода историческое наследие.
Чтобы примерно понимать, как выглядит ситуация с итоговым заявлением в Москве, где поддерживается территориальная целостность ОАЭ, следует ее попробовать представить как аналог министерской встречи Ирана, Японии, США и Франции, где в финальном заявлении поддерживалась бы территориальная целостность Японии. Вот и в Иране уже два дня СМИ «топают ногами» по поводу итогового заявления в Москве, на эту тему высказались и в МИДе Ирана, и вице-президент по правовым вопросам, не говоря уже про политиков. В СМИ призывают начать пересмотр отношений с «многовекторной Россией», которая решила прогнуться перед аравийцами. Впрочем, это все-таки СМИ, а не высшее руководство.
Вроде бы и вопросы с аравийскими странами России надо решать, все-таки это реальное ядро ОПЕК+, а ОАЭ сегодня «финансовый хаб», но, с другой стороны, порешали так, что получили весьма эмоциональный демарш от редкого и ценного союзника и на самом деле важного стратегического партнера, который еще и поддерживает плотные связи по линии ВПК. Получилось, мягко говоря, очень неаккуратно, и теперь на Смоленской площади придется придумывать смягчающие формулы.
Почему так произошло?
Возможно, что тут наших внешнеполитических администраторов подвела своеобразная давняя любовь, почти страсть, к разного рода коллективным форматам и площадкам. Чем больше форум, тем ярче можно показать, что «Россия не в изоляции», поэтому мы постоянно стремимся задействовать такие коллегиальные переговорные мероприятия – чтобы народу было много, флагов, заявлений. Как не сложно увидеть, такое пристрастие к «коллективизму» может обернуться проблемами с конкретными странами.
Все-таки саммит саммиту рознь, если такой подход на площадке АСЕАН является необходимым, то в случае с ССАГПЗ как раз наоборот. Ведь было понятно, что в ССАГПЗ, хоть между собой, хоть в формате «ССАГПЗ+Москва», всегда будут поднимать вопрос территорий ОАЭ – не было ни разу по-другому, не будет и в дальнейшем.
Здесь можно только попробовать действовать как наши «партнеры» в Вашингтоне, которые если видят, что коллегиальные форматы могут сработать отрицательно (нет достаточного ресурса, США не могут обеспечить посредничество), то не рефлексируют по поводу «изоляции», а увеличивают плотность индивидуальных контактов и частоту челночной дипломатии. Так они поступают в Центральной (Средней) Азии. Так поступают сейчас на Ближнем Востоке, когда хотят общий тренд на нормализацию отношений обернуть в свою пользу. А отрефлексировать США находят способ позже, ищут другое место, где отыграть.
Мы же в данном конкретном случае этот тренд на нормализацию между аравийцами и Ираном использовать полноценно не смогли: в одном месте – приобрели, в другом – убавили. У Ирана и ОАЭ сейчас индивидуально складываются вполне адекватные отношения, как и с другими участниками – Бахрейном, Катаром, налаживается, опять-таки, индивидуальная дипломатия с Саудовской Аравией, но когда речь идет именно о любимой в Москве многосторонней площадке, то ситуация иная.
И это относится не только к вопросу островов, это и сирийский конфликт, и палестинская проблема. Время такое, что надо очень аккуратно делать шаги, а то получается, что у нас вроде бы проблемы с Турцией, а чуть не пострадали в итоге отношения с Ираном.
